Оригинал: www.fanfiction.net/s/8149841/1/Again-and-Again
Основные персонажи: Северус Снейп, Драко Малфой, Гарри Поттер, Люциус Малфой, Том Марволо Риддл
Пэйринг: Гарри Поттер/Том Риддл, Драко Малфой/Гарри Поттер(односторонний)
Рейтинг: NC-17
Жанры: Джен, Слэш (яой), Фэнтези, Философия, AU
Предупреждения: OOC
Размер: Макси
Статус: в процессе
Саммари: Гарри Поттер исчезает с порога дома Дурслей. Дамблдор не может его найти. Мальчик объявляется только перед своим первым годом обучения. Он холодный и равнодушный ребенок. Гений, распределенный на Слизерин и вызвавший множество вопросов, на которые никто не смог найти ответы.
Глава 16
Давая оценку политическому курсу, следует рассматривать результаты, которые будут достигнуты, а не средства, которые потребуются.
Никколо Макиавелли
Никколо Макиавелли
***
Том Марволо Риддл.
Темный Лорд Волдеморт.
Маркус Аврелий Верус.
Честно говоря, он часто ощущал некую обособленность от всех этих имен. В течение многих десятков лет он охотно говорил о себе — причем, с гордостью — как о Темном Лорде Волдеморте, но это время прошло, и теперь он ощущал исключительную неприязнь к этому имени. Конечно, он никогда и ни перед кем этого не признает. Его по-прежнему звали этим именем его последователи, которых он недавно собрал для того, чтобы они помогли ему в проведении некоторых политических махинаций, но они никогда не произносили это имя вслух, так что, по-хорошему, это не имело особого значения. Его все еще вполне устраивал титул Темного Лорда, но прозвище «Волдеморт» являлось порождением его юношеского высокомерия — того самого высокомерия, что привело его к созданию крестражей и впоследствии к окончательной потере рассудка, самообладания и разумной осторожности.
Ему совершенно не нравились чувства вины и стыда, и он решительно отказывался признавать, что способен их испытывать, хотя на самом деле он испытывал их прямо в данный конкретный момент. На него даже порой накатывало слезливое раскаяние, и этим вечером он ощущал, что вновь близок к нему.
Не смотря на отвращение, которое он теперь питал к самому себе за все те ошибки, что совершил, главным образом когда носил имя Волдеморт, он все еще ненавидел имя Том гораздо сильнее.
Но… он на удивление быстро привыкал к имени Марволо.
Прежде он никогда активно не использовал свое второе имя в качестве обращения к самому себе, и теперь ему казалось, будто он начинал все с чистого листа, сохраняя при этом память о том, кем он когда-то был и откуда пришел, а не скрывая, как нечто постыдное.
Никто, конечно же, этого никогда не поймет. Никто, кроме Гарри, который понимал его лучше, чем кто-либо и когда-либо. Изначально это сильно выбивало его из колеи. Заставляло чувствовать себя уязвимым и незащищенным. Осознание того, что посторонний человек знал о нем так много — о его прошлом, о его наследии, о его слабостях — приводило в ужас.
Тем не менее в какой-то момент развития событий Марволо понял, что начал по-настоящему доверять Гарри Поттеру, и смирился с тем, что тот обладает столь важными знаниями. И эта мысль тоже приводила его в ужас. Доверие являлось слабостью: позволяя человеку узнать столько личной информации, сколько известно Гарри, ты даруешь ему власть уничтожить себя. И все же, по какой-то странной, непостижимой причине Марволо чувствовал себя в безопасности и был уверен, что Гарри не станет злоупотреблять этой властью.
Что было глупо. Он не должен был чувствовать себя в безопасности рядом с Гарри Поттером, учитывая, что тот был лично ответственен за несколько смертей двойников Марволо в других реальностях.
Гарри обладал силой уничтожить его — по факту, он и использовал эту силу в прошлом из раза в раз. Почему ему верилось, что Гарри не сделает этого снова, было полностью за пределами его понимания.
Умом Марволо понимал, что не должен верить, но все его чувства кричали об обратном, и он пытался, вопреки своему рациональному мышлению, не игнорировать свои инстинкты, как постоянно делал во времена молодости. Благодаря связи, которую они с Гарри разделяли во время общения, он понемногу приводил в порядок эмоции, которые заново открыл для себя спустя столь много десятилетий. Марволо постепенно примирился с тем фактом, что ему нравится быть способным чувствовать, и прекратил пытаться изо всех сил побороть свои эмоции и отстраниться от них. Когда-то у него было много проблем с принятием собственных чувств, и он твердо определил для себя, что они являются лишь слабостью. Теперь же он заново учился понимать и принимать их. Иногда он ощущал некое сиюминутное сходство с нормальными людьми, и этот факт ему даже нравился уже только по той простой причине, что теперь он научился понимать мотивации других людей, хотя когда-то они полностью сбивали его с толку.
И ему нравился Гарри.
Ему нравились его саркастичные шутки, ум и прозорливость. Ему даже нравилось, когда этот паршивец дразнил его. Марволо никогда не позволял кому-либо чувствовать себя рядом с ним настолько комфортно, чтобы захотеть подразнить его. Не в хорошем смысле, по крайней мере. Его жестоко дразнили и осыпали насмешками все детство, пока он не преподал своим сверстникам урок и не показал, какова расплата за подобные действия. Потом он покинул приют и поступил в Хогвартс на факультет Слизерина, но там над ним снова смеялись из-за того, что он был грязным, бедным приютским сиротой, а также из-за предполагаемого статуса магглорожденного. Разумеется, и эти поддразнивания были жестокими по своей природе, и он отомстил за них обидчикам много лет назад.
Поддразнивания Гарри же были добродушными, дружелюбными. Представляли собой игривое подшучивание, подтрунивание. Даже… ладно, если уж быть полностью честным, они походили на флирт. Гарри определенно заигрывал с ним, и ему становилось интересно, действительно ли тот его и подразумевал, или у Гарри просто была подобная манера общения со всеми. И чем больше времени проходило, тем чаще он задавался этим вопросом.
Гарри стал чем-то вроде головоломки для Марволо. Даже когда они чувствовали эмоции друг друга, снимая ограничение с их связи, он часто приходил в замешательство, имея дело с разумом Гарри и его эмоциями.
Это походило на вызов, и отвечать на него доставляло Марволо удовольствие.
Гарри оставался загадкой, причем, совершенно очаровательной. Марволо потратил куда больше ночей, чем, по-хорошему, должен был, закопавшись в книги и строя свои собственные теории о том, что, предположительно, могло привести Гарри к его нынешней затруднительной ситуации с повторяющимися жизнями. За прошедший год он выведал у него множество деталей, и Гарри, казалось, по какой-то непостижимой для Марволо причине, был этому очень рад и, отвечая на каждый заданный вопрос, весьма охотно делился буквально всеми мелкими подробностями. Гарри счел, что собственное нескончаемое любопытство Марволо побудило его задавать вопросы — и в реальности так оно и было. Но Марволо не подал ни малейшего намека на то, что изучал его проблему и пытался найти ее решение. И не собирался менять мнение Гарри по данному вопросу до тех пор, пока действительно не будет уверен в шансах на успех.
Единственной темой, обсуждая которую они искренне делились точками зрения, оставались политически маневры, которые они вместе планировали, а также Марволо вносил свой вклад в публикации Поттера для МП как редактор. У Гарри не было ни малейшего представления о том, что тот затеял свое собственное маленькое изыскание, и Марволо пока не собирался раскрывать свой секрет.
После ряда исследований мужчина пришел к выводу, что каждая из прожитых Гарри временных линий продолжает существовать и дальше, после того как он умер. Марволо не думал, что Гарри просто перемещался назад во времени в одной и той же реальности и перезапускал ее события снова и снова; по какой-то неведомой причине, он начинал с нуля лишь свою собственную жизнь и каждый раз, как родился, формировал новую реальность. Все прожитые им жизни являли собой отдельные миры, бравшие свое начало из одного и того же момента времени, но развивающиеся в разных направлениях.
Это была теория, к которой Марволо пришел в результате долгих исследований. Он пока не нашел способа подтвердить ее или опровергнуть, равно как и способа помочь Гарри каким-то путем достигнуть основной цели — разорвать этот замкнутый круг.
И все же процесс поисков оказался захватывающим. Марволо получил загадку, над которой ему нравилось размышлять в свободное от утомительных политических махинаций время.
К тому же, по существу… это было нечто, что он мог сделать для Гарри.
Марволо ненавидел быть в долгу у людей, и независимо от своего поведения, он чувствовал себя обязанным Гарри. Искренне и глубоко обязанным. Именно Гарри спас его от судьбы хуже смерти, пусть в других реальностях и нес ответственность за его погибель.
И может быть… может быть, если Гарри поверит, что эта жизнь станет для него последней, он не будет так спешить распрощаться с ней. Хотя опять же, существует вероятность, что он сразу убьет себя, как только сочтет, что решение найдено.
Марволо пришлось признать, что он не знает, какой из вариантов ближе к истине, и это, по необъяснимой причине, его сильно беспокоило. С одной стороны он чувствовал, что должен понимать Гарри Поттера лучше, чем кто-либо другой. И, вероятно, он понимал его лучше, чем кто-либо другой, живущий на этом свете, помимо самого Гарри. И все же Марволо по-прежнему знал его не настолько хорошо, чтобы определить, как он отреагирует, если получит гарантию, что его следующая смерть станет окончательной.
Возможно, это действительно не должно его беспокоить.
Такие мысли занимали голову Марволо одним субботним вечером, когда он сидел в своем личном кабинете, в поместье, в которое заселился полгода назад. Правда, в данный момент он сидел не за столом. Вместо этого он расположился на кушетке, которую разместил перед большим камином, и маленькими глотками пил красное вино из бокала, стоявшего на краю низкого деревянного столика, расположенного сбоку. Поставив локоть на подлокотник и подперев кулаком подбородок, Марволо уставился расфокусированным взглядом на желтые и красные языки пламени, танцующие в большом каменном камине.
Гарри стал занимать его мысли все больше и больше с течением времени. Мужчина перевел взгляд с огня на столик, где позади хрустального бокала с вином лежала простая, невзрачная книга в кожаной обложке. Причем, уже довольно потрепанная, что казалось удивительным, ведь книга была относительно новой.
Но Марволо считал естественным, что у книги, которую он постоянно носил с собой во все возможные места, истрепались края и обтерся переплет. Гарри, вероятно, даже и не подозревал, как часто он не расставался с книгой. С того самого лета, когда Гарри вернул ему первую часть его души, Марволо завел привычку повсюду брать книгу с собой.
По правде говоря, книга вообще редко его покидала. Он даже поместил на нее заклинание, мгновенно уведомлявшее его, если он выходил из комнаты без нее. Оно являлось лишь одной из многих предосторожностей, к которым мужчина прибег, чтобы гарантировать, что его тщательно скрываемые тайны, содержавшиеся внутри, таковыми и оставались. Другой защитной мерой стали чары, не дающие никому другому, кроме него самого, даже открывать книгу, а также проклятия, которые реагировали на любую попытку обойти наведенные чары с помощью магии. Хотя, по-хорошему, наиболее надежной защитой являлся тот простой факт, что все записи они с Гарри всегда делали на парселскрипте. По сути, одно только это делало все остальные защитные меры бессмысленными, но Марволо не был бы собой, если бы не наложил их.
Упомянутая книга являлась, конечно же, тем самым дневником, связанным со вторым, парным, который Гарри отдал ему две весны назад и где писал почти постоянно с тех самых пор. Марволо испытывал благодарность за то, что одними из чар, которые Гарри счел нужными навести на книги, прежде чем соединил их, были те, что позволяли страницам никогда не заканчиваться, так как, если бы он этого не сделал, книга была бы уже заполнена записями от корки до корки довольно давно.
Марволо убрал руку из-под подбородка и, вытянув вперед, взял дневник. Сменив позу и расположившись более грациозно, мужчина, держа книгу перед собой, начал мягко водить пальцами по ее потертой обложке. Кажется, она приобрела для него некую сентиментальную значимость, и ему стало интересно, как это характеризовало его. Этот дневник был связан с дневником Гарри точно так же, как он сам был связан с Гарри. Связь проявлялась только тогда, когда они открывали книги — точно так же, как и их связь оставалась в дремлющем состоянии, пока они не снимали ограничения.
Правда, теперь она даже близко не казалась столь дремлющей, как когда-то. Возможно, потому что в последнее время они стали открывать канал связи гораздо чаще или, может, из-за того что ни один из них больше не старался держать ее крепко заблокированной, как раньше. Все больше и больше отголосков эмоций Гарри просачивалось через нее, и Марволо подозревал, что Гарри испытывал ровно то же самое в отношении его собственных чувств. То было лишь эхо чужого присутствия где-то в глубинах разума, но казалось оно вездесущим. Порой Марволо казалось, что если это ощущение вдруг исчезнет — он почувствует одиночество. Не то чтобы Марволо Риддл когда-либо чувствовал себя одиноким. Подобная мысль была просто абсурдной, и он проклял бы любого, кто осмелился предположить такое. Только если бы им оказался не Гарри — над ним бы он просто посмеялся.
Мерлин, он действительно стал мягче. Ему срочно нужно кого-нибудь убить — ну или покалечить, по крайней мере. Может, ему действительно стоит отправиться к этому идиоту Мэррику Коннерсу, который недавно доставил ему кучу проблем со своими пятью местами в Палате Лордов и тупыми законопроектами, которые спонсировал. Тщеславный и безмозглый подхалим.
Предложение Гарри упрятать мужчину в отделение Януса Тики в Мунго, чтобы «заморозить» его голоса, казалось привлекательным, но доверить кому-либо из своих подчиненных грамотно выполнить данную миссию Марволо был не готов. К тому же это задание могло послужить ему хорошим отвлечением от всего остального.
Идеи одна за другой начали кружиться в голове мужчины, отчего по его тонким губам медленно расползалась усмешка, как вдруг краем глаза он заметил мягкий свет, который привлек его внимание. Марволо опустил взгляд на книгу и увидел слабое сияние, окутывавшее ее и дающее сигнал о том, что Гарри только что написал что-то в своей копии. Их следующая встреча была запланирована только на следующую ночь, так что, вероятно, Гарри просто прислал какую-то заметку, идею, комментарий или что-то подобное. Он имел привычку писать в книге без особой причины, и Марволо, в свою очередь, обычно читал все, когда у него появлялось свободное время. Писал он что-то в ответ или нет, всегда напрямую зависело о того, что именно Гарри сообщал.
Марволо подумал было убрать книгу в карман своей мантии и приступить к исполнению своих планов в отношении Меррика Коннерса, как обнаружил, что его руки уже открывают ее. Дневник был зачарован таким образом, что всегда открывался на странице, где находилась последняя запись, поэтому, если бы ему понадобилось найти какие-то более старые записи — пришлось бы вручную пролистывать страницы. Мужчина скользнул взглядом по практически пустой странице и наткнулся на предложение, выведенное знакомым ему почерком Гарри Поттера.
— Есть минутка? Мне хочется позлорадствовать.
Одна из бровей Марволо поднялась ко лбу, а глаза замерцали от веселья.
Поколебавшись всего мгновение, он тихо вздохнул, поднялся с места, пересек комнату и, подойдя к своему столу, положил книгу в его центр, а сам сел в кресло. Он протянул руку и, взяв перо, секунду спустя опустил его на страницу.
— Что ты сделал на этот раз? — написал мужчина в ответ.
Искра удовольствия проскользнула через их связь, прежде чем ограничения были полностью сняты, и Марволо не сумел сдержать улыбку, просившуюся на его лицо, когда ощутил, как раскрылась их связь.
— У меня сегодня была встреча с Сириусом Блэком.
— И? — с легким нетерпением написал Марволо.
— На меня нашло вдохновение. Меня вдруг просто осенила гениальная мысль.
Мужчина закатил глаза и передал все свое нетерпения по связи, сделав акцент на том, что ему не интересна манера Гарри преподносить информацию так пафосно. В ответ на свои усилия он ощутил лишь очередную порцию чужого веселья. Наконец, на странице начала проявляться очередная запись.
— Я сказал Сириусу, что я Провидец.
Марволо удивленно моргнул.
— Что? Зачем?
— Он расскажет Дамблдору — или, может, даже отдаст ему воспоминание обо всей встрече в целом, что будет, честно говоря, великолепно — я бы хотел видеть лицо директора, когда он обо всем узнает — и тот однозначно накинется на Сириуса с расспросами, чтобы, наконец, выяснить «правду» о загадочном Гарри Поттере.
— И какое нам до этого дело?
— Такое, что я также рассказал Сириусу, что именно мои «видения» показали мне. В основном я дал ему понять, что члены Ордена попросту тратят время, гоняясь за тобой и Пожирателями Смерти, потому что проблем вы больше не доставите — это сделают магглы. Я в подробностях расписал, что нас ждет, если Дамблдор продолжит действовать в выбранном направлении и гнуть свою линию в Визенгамоте; о наших будущих отношениях с магглами; о том, как ужасно мы все умрем; что нас ожидает лишь отчаяние, смерть и страдания; что волшебниц будут насиловать, а наших детей продавать как рабов. Я специально сгустил краски, изобразив очень мрачную и страшную картину.
— И какой в этом смысл? — подгонял его Марволо.
— Заставить их пересмотреть свои взгляды, — просто ответил Гарри, и мужчина ощутил волну самодовольства, передавшуюся по связи.
Приходилось признать, что, возможно, что-то в этом было.
— Члены Ордена воодушевлены «борьбой за правое дело», потому что верят, что поступают правильно. Что защищают слабых. Что оберегают массу людей от злых, коварных, подверженных предрассудкам чистокровных, которые всей душой ненавидят магглов без видимой на то причины, вместо того чтобы стараться жить с ними в мире. И так далее и тому подобное. Они склонны впадать в крайности — видеть только черное и белое, добро и зло. Они — хорошие парни, а мы — плохие парни, — продолжал Гарри.
— Они не считают тебя «плохим парнем». Скорее, запутавшимся, следующим по неверному пути и прочую подобную чушь, — подметил Марволо и сразу же почувствовал, что Гарри развеселился еще сильнее, и практически услышал, как тот насмешливо фыркнул в ответ.
— Ага, ну, уверен, что они изменят свое мнение по этому поводу в какой-то момент, но сейчас разговор не об этом. Как я уже сказал, они все возводят в абсолют. Это мотивирует их продолжать свое дело, ведь они убеждены в своей правоте. Но если они начнут ставить под сомнение свою «добродетельность» — они растеряют всю решимость. Среди них возникнут и распространятся сомнения. А после начнутся внутренние разборки. Особенно, если Сириус решит поделиться некоторыми секретами из далеко не безупречного прошлого Дамблдора, которые я ему слил.
— О, вот теперь ты меня заинтриговал, — написал Марволо и выпрямил спину, чувствуя, как нарастает интерес.
— Разве я не упоминал… нет, думаю, я действительно не упоминал. Ну, полагаю, самый большой секрет это то, что Дамблдор и Гриндевальд были любовниками.
— ЧТО?!
Марволо явственно ощутил, как Гарри смеется, и, без сомнения, его собственное шоковое состояние лишь подстегивало его веселье.
— Ох, это еще не самое лучшее. Итак, роман Дамблдора и Гриндевальда развивался в течение лета после окончания Альбусом Хогвартса. Той весной мать Альбуса умерла, оставив его — как старшего — присматривать за своими младшими братом и сестрой. Но вместо этого он все лето ухлестывал за Гриндевальдом и строил с ним на пару безумные планы по покорению магглов и доминированию над ними. И это не шутка, я вполне серьезен. Он совершенно не заботился о своей маленькой сестре, а свалил эту обязанность на своего младшего брата Аберфорта. В конце лета браться повздорили, и Аберфорт потребовал, чтобы Альбус взял на себя ответственность, ведь он сам больше не мог ухаживать за Арианой, так как возвращался в школу. В итоге ссора вылилась в большой скандал между Аберфортом, Альбусом и Гриндевальдом, и в пылу борьбы кто-то случайно убил ее.
— Великий Мерлин, почему мы не используем эту информациию? Мы можем дискредитировать этого жалкого старика и навсегда похоронить его светлый образ! — написал Марволо так быстро, что его обычно идеальный почерк стал неровным и резким.
— Я ждал подходящего случая. Это не та информация, которую я могу выдать, просто потому что могу. Если уж на то пошло, это великолепный компромат, который я смогу использовать для шантажа в худшие времена, в случае угрозы.
— Да, звучит разумно, — признал Марволо, хотя его персональная ненависть к старику и образ того, как множество взглядов волшебников, полных презрения, будут впиваться в Дамблдора, перекрыли остальные его чувства. Представленная картина была восхитительна. — Я очень надеюсь, что в какой-то момент мы обнародуем эту информацию.
— Да, конечно.
— Отлично. Так какие же еще семена сомнений ты посеял в сердце Блэка?
— Эмм… ну, я рассказал ему о том, что Дамблдор знал о его невиновности все это время, но оставил гнить в Азкабане, чтобы получить право определять, куда поместить меня и подобрать мне опекунов, а позднее — чтобы скрывать тот факт, что он меня потерял.
— Это правда? — уточнил Марволо, почувствовав некоторое удивление, прочтя написанное.
— Частично да, частично нет. Скорее всего, пока Альбус получал выгоду для собственных нужд, его попросту не заботило, виновен Сириус или нет. Может быть, он действительно верил в его виновность, но знал, что есть возможность, что это не так. В итоге он просто сделал так, чтобы ни у кого не осталось шанса выяснить правду.
— И люди считают меня злым и бессердечным, — написал Марволо, закатив глаза на лицемерие старика.
— Я бы поспорил с этим заявлением. Ты не «злой», ты скорее макиавеллист.
— Многие ассоциируют этот термин со злом, — подметил мужчина.
— Просто потому что невежественны и не знают, что это слово в действительности означает, и на чем строится философия такого человека. Черт, да даже Дамблдор придерживается некоторых принципов макиавеллизма, хотя и скрывает это.
— Цель оправдывает средства.
— Совершенно верно. Конечно, старик никогда открыто этого не признает. Он прячется за обманчивым образом мудрого и заботливого дедушки, всегда дающего людям второй шанс и желающего видеть в окружающих только лучшее. Он создал определенное представление о себе, которым сбивает людей с толку и делает уязвимыми пешками в своих играх.
На свое удивление, Марволо уловил сильную горечь, идущую со стороны Гарри, и замер, анализируя поток чужих эмоций, которые ей сопутствовали.
— Ты ненавидишь его, не правда ли? — написал он, наконец, когда на него нашло озарение. Не то чтобы этот факт его особенно удивил, ведь он сам питал к Дамблдору жгучую ненависть, но до сего момента ему не казалось, что Гарри все еще в принципе способен испытывать ненависть в отношении кого-либо. Да, он порой сильно раздражался и сердился на тех людей, которые приносили ему неудобства, мог проявлять неуважение и даже презрение к окружающим. И Марволо почти поверил, что для Гарри остальные люди значат теперь так мало, что он более не считает кого-то заслуживающим ненависти.
Около года назад они говорили на эту тему, и тогда он спросил Гарри, когда тот прекратил ненавидеть «Волдеморта», на что Гарри ответил, что ненависть всегда изматывает и не стоит затраченных сил.
Но это не означало, что Гарри больше не может ненавидеть людей, и если и существовал кто-то, кто заслуживал его ненависть, то это был Дамблдор.
— Грань между любовью и ненавистью очень тонка, — написал Гарри некоторое время спустя. — Порой самая сильная и глубокая ненависть, какую можно встретить между людьми, рождается между бывшими супругами. Разведенные пары часто ненавидят друг друга с такой страстью, которую невозможно найти где-либо еще, потому что знают друг друга очень хорошо. Они знают обо всех проступках и недостатках друг друга, которые принесли им боль. Любовь, которую я испытывал к Дамблдору, можно сравнить с любовью к наставнику; тому, кому безгранично веришь; тому, кто ведет тебя, помогая преодолеть трудности. Я безоговорочно доверял ему и даже в более поздних жизнях, где я уже думал своей головой, а не слепо следовал за ним, я все еще любил его, и он все еще направлял меня.
— Когда эта любовь перешла в ненависть? — спросил Марволо.
— Знаешь… я даже не могу сказать, когда. Но точно могу сказать, что ненавижу его теперь куда больше, чем когда-либо ненавидел тебя.
***
Тот, кто адаптирует свою политику к требованиям времени, преуспевает, а тот, кто противоречит им, нет.
Никколо Макиавелли.
***
Большой камин засиял зеленым пламенем, и спустя секунду в нем появилась темная фигура — Северус Снейп. Он вышел из камина с уже привычной грацией, которой многие бы позавидовали, и быстро окинул помещение безразличным взглядом. Презрительная насмешка исказила его черты, прежде чем он прошагал вдоль мрачной кухни к одному из свободных мест за старым деревянным столом с потертой столешницей.
Как обычно, его провожали взглядами, полными подозрения и настороженности, но он их достаточно легко игнорировал. Снейп отметил, что Дамблдор еще не прибыл, но едва ли это было чем-то удивительным. Старик всегда приходил последним, чаще всего на пару с Минервой, но сейчас она уже находилась здесь. По личному мнению Северуса, это было абсолютно безответственно с их стороны вдвоем покидать школу в одно и то же время, учитывая, что Люпин также посещал собрания Ордена вместе с ними.
Шансы, что кто-то организует атаку на школу, были близки к нулю, но отсутствие директора, его заместителя, профессора ЗОТИ и его самого, резко сокращало число искусных бойцов, способных защищать школу. По факту, Северус считал, что Флитвик был единственным преподавателем из оставшихся в школе, кто имел достаточную квалификацию и арсенал из атакующих и защитных заклинаний.
Снейп медленно прошелся глазами по тому, что досталось в наследство Блэку от его ужасной семьи. Папаша Блэка, будучи тем еще параноиком, напичкал этот дом защитными чарами сверх меры задолго до того, как Блэк предложил его Дамблдору для нужд Ордена прошлым летом. Учитывая несколько серьезных ссор, которые состоялись у этих двоих в этой самой комнате с той поры, Северусу стало любопытно, жалеет ли Блэк о своей щедрости.
Хотя, честно говоря, он в этом сомневался. Блэк питал отвращение к этому дому и любой ценой пытался избегать времяпровождения в нем, что также способствовало ухудшению его и без того кошмарного состояния.
Кстати, о Блэке.
Северус заметил, что тот отсутствует. Минерва, Дож, Вэнс, Тонкс, а также Артур и Молли Уизли уже сидели за столом, но Блэка не было. Как, между прочим, не было и Люпина.
Едва эта мысль пронеслась у него в голове, со стороны лестницы, ведущей в кухню, где все в данный момент находились, раздались знакомые мужские голоса.
… ты знаешь, что должен рассказать им, — голос Люпина был спокойным, но твердым.
— Я знаю, — ответил Блэк тоном, отвратительно похожим на скулеж. — Но, если я это сделаю, Гарри никогда не будет доверять мне!
Люпин громко вздохнул, и Северус понял, что эти двое уже стояли у подножия лестницы. Секунду спустя дверь в кухню распахнулась, и все присутствовавшие узрели Ремуса Люпина, выглядевшего потрепанным и пообносившимся, как и всегда, сопровождаемого Сириусом Блэком, чье лицо было омрачено тяжелыми размышлениями.
— Я не знаю, Сириус… это может быть более важно, чем-то, что он не будет тебе доверять, — тихо сказал Люпин, склонившись к Блэку. — По крайней мере, директор должен знать.
— Гарри предпочел бы, чтобы именно от него я держал информацию в секрете в первую очередь, — прорычал Блэк и еще сильнее нахмурился.
У Северуса проснулось любопытство.
— Он велел тебе держать информацию в секрете от директора? — заговорил он бесстрастным тоном.
Блэк повернул голову в его сторону так резко, что Снейп поразился, как это мужчина не сломал себе шею. Угрюмое выражение на лице Сириуса тотчас сменилось презрением.
— Что?! — грубо бросил он.
— Поттер дословно так и сказал? Держать что бы там ни было в секрете? — протянул Снейп.
— Нет, дословно не говорил, — огрызнулся Блэк, снова нахмурившись.
— И он не заставил тебя подписать какого-либо рода договор о неразглашении? — продолжил Северус скучающим тоном.
Сириус слегка побледнел.
— Что? Нет! Ему не нужен договор о неразглашении при разговоре со мной! Я не один из твоих слизеринцев, Нюниус.
— Если ты запамятовал, Блэк, Поттер — один из моих слизеринцев, — с сарказмом ответил Снейп, отчего хозяин дома тут же передернулся и недовольно насупился.
— Ага, но я нет. Он знает, что ему не нужен магический контракт, который будет ограничивать меня и тем самым гарантировать, что мне можно доверять. Если он не хочет, чтобы я что-то говорил, я не стану этого делать, — провозгласил он.
Снейп посмеялся над ним и закатил глаза.
— Ты просто идиот, Блэк, и ты совсем не знаешь Поттера.
— Да пошел ты, Нюниус! Ты-то что вообще знаешь?! Гарри ни хрена тебе не рассказал, пока ты не подписал чертов контракт! Очевидно, что он не доверяет тебе!
— Но он рассказал мне, не правда ли? — заметил Северус со злой усмешкой.
— Ага, но мне он тоже рассказал, — заявил Блэк, и выражение триумфа появилось на его лице.
Снейп чуть опустил подбородок и окинул мужчину скептическим взглядом.
— И ты можешь свободно говорить обо всем, в отличие от Северуса, — подчеркнул Люпин спокойно и настойчиво, положив руку на плечо Блэка.
Сириус снова развернулся и умоляюще посмотрел на Ремуса.
— Он сказал, что не верит мне! Я обязан доказать ему, что он может мне доверять! Что я смогу сохранить в секрете все, что он поведал мне при личной встрече.
Снейп фыркнул, вновь привлекая внимание Блэка к себе.
— Я понял, что происходит, — заявил он, ухмыляясь.
— Да неужели? — с сарказмом выплюнул Сириус.
— Да. Что бы он ни рассказал тебе — он хочет, чтобы ты поделился этим с кем-то еще. Если бы он действительно не хотел, чтобы Дамблдор или кто-то из нас узнал полученную тобой информацию, он бы настоял на контракте или, как минимум, на клятве.
— Может, это проверка! Ты об этом не думал? Может так он хочет проверить, достоин ли я доверия? — заспорил Блэк.
— Гарри Поттер не доверяет людям, — закатил глаза Северус.
— Может, он просто не доверяет слизеринцам, — продолжал глумиться Сириус.
— Он сам слизеринец.
— Ох, может вы двое, наконец, повзрослеете, — резко оборвала их Минерва, окидывая грозным взглядом. В комнате воцарилась тишина, во время которой ведьма по очереди сурово посмотрела на обоих мужчин, после чего сосредоточила внимание на Блэке. — Сириус, боюсь, что я вынуждена согласиться с Северусом. Мистер Поттер не разбрасывается своим доверием. Из своего опыта могу сказать, что он самый скрытный ребенок, которого я когда-либо встречала. Он никогда не делится информацией необдуманно.
— Полагаете, Гарри рассказал мне все, потому что хотел, чтобы я передал кому-то эту информацию? — недоверчиво спросил Блэк.
— Ну, этого я не знаю, — рассудительно ответила Минерва, — но если он отдельно не подчеркнул, что ты обязан держать все в секрете, и тем не менее поведал тебе что-то важное, он, скорее всего, понимал, что существует вероятность, что ты перескажешь все кому-либо, и его это вполне устраивает. Если бы не устраивало, он бы ничего тебе не рассказал.
Но Блэк по-прежнему колебался и задумчиво шевелил губами, до боли терзаясь сомнениями, как глупая дворняга. Снейп с пренебрежением взглянул на него и, скрестив руки на груди, вновь нацепил маску равнодушия, хотя внутри изнывал от любопытства, что же такого важного, черт возьми, Поттер ему рассказал. Шансы на то, что Гарри раскрыл своему крестному истинное положение вещей, мужчина считал нулевыми, и именно поэтому ему было так интересно, что же именно Гарри рассказал Блэку, если тот на сто процентов убежден, что узнал что-то значимое.
Сириус стоял, замерев, на одном конце кухни, полностью провалившись в свои мысли и не двигаясь до тех пор, пока Люпин не подошел к нему и не провел к паре пустых мест за столом. Они вдвоем опустились на стулья, и Ремус зашептал что-то на ухо другу, заработав от него в ответ хмурый взгляд и покачивание головой.
— Не знаю, Луни, ведь это так серьезно. Почему он раскрыл мне что-то столь важное только для того, чтобы я об этом рассказал, но все это время держал данную информацию в секрете от директора?
— Может, он считает, что настало подходящее время всем остальным узнать правду? — предположил Люпин.
Блэк расстроенно вздохнул и, насупившись, сгорбился еще сильнее.
— У меня есть вопрос получше для тебя, Блэк, — протянул Снейп. — Почему Поттер рассказал тебе, человеку, которого едва знает и которого встречал до сего дня лично лишь однажды, нечто «столь важное», не приняв никаких мер предосторожности, когда за его спиной целый перечень случаев, когда он был крайне осторожен, если действительно хотел сохранить свои тайны?
Блэк с негодованием уставился на него и скривил губы. Но прежде чем он успел сказать что-нибудь вслух, в камине разгорелось пламя, и Северус облегченно вздохнул, увидев Дамблдора, который, наконец, соизволил оказать милость и присоединиться к их компании. Не то чтобы он был особо рад видеть директора, просто знал, что чем скорее Альбус покажется, тем скорее это идиотское собрание закончится, и он будет свободен.
Все уселись на свои места, а Дамблдор, пройдя к своему месту во главе стола, выдал свою обычную приветственную речь, которую Северус почти полностью прослушал. Тонкс первой вызвали для отчета, и она в течение нескольких минут трещала о том, чем, в основном, заняты авроры, а под конец объявила, что признаков какой-либо активности Пожирателей Смерти и того, что они планируют рейд или что-то подобное, не наблюдается, и нет ничего, заслуживающего внимания, чем можно поделиться.
Дож выступал следующим, и они с Дамблдором долго и сбивчиво говорили о каких-то отдельных частях законопроектов, набиравших поддержку в Палате Лордов, которые, кажется, привлекли интерес большинства ее членов и стали популярной темой обсуждения.
Из собранной информации был сделан вывод, что, видимо, именно Люциус Малфой в ответе за большую часть всех проводимых политических мероприятий, и, следовательно, те несут в себе злой умысел. Северус с трудом удержался от того, чтобы не закатить глаза и не посмеяться над ними обоими.
Наконец, Дамблдор перевел взгляд на Сириуса, и тот тут же спал с лица.
— Сириус, насколько я помню, твоя встреча с Гарри вчера состоялась, не правда ли?
Блэк, казалось, на мгновение стиснул зубы, затем выпрямился и посмотрел на старика почти с дерзостью.
— Да.
— Есть ли тебе что рассказать? Сумел ли ты убедить Гарри в том, что не стоит поддерживать прошение Малфоев об опеке?
Блэк фыркнул.
— Нет. Однозначно не сумел, — с горечью ответил он.
Дамблдор пригорюнился.
— Был ли… поднимался ли вообще вопрос об унаследованных Гарри местах в Визенгамоте?
— О, определенно поднимался, — с сарказмом подтвердил Блэк. — Он сказал, что Малфой пообещал проголосовать его местами за него, и его это устраивает. Он этого хочет, если уж на то пошло. Гарри сказал, что вполне доволен всей ситуацией, хотя изначально она его лишь раздражала.
Лицо Дамблдора потемнело, а его лоб еще сильнее обычного избороздили морщины.
— Это очень огорчает. Ты обсуждал с ним вероятность того, что Люциус Малфой, возможно, будет использовать его голоса так, как сам посчитает нужным, а не так, как предпочтет он?
Блэк сердито выдохнул воздух и выпрямился.
— Да, я это подмечал, но Гарри об этом вообще не волнуется. Слушайте, Альбус, когда речь зашла о политике, Гарри дал мне понять одну вещь предельно ясно: он прекрасно осведомлен обо всем, что происходит в политическом мире. Он уделяет внимание всем новостям и имеет собственное мнение по всем вопросам. Он ведь даже пишет для чертовой Магической Политики каждый месяц, во имя Мерлина! Гарри не держится от политики в стороне, как вы надеялись, и он однозначно относит себя к роялистам, независимо от какого-либо влияния со стороны Люциуса Малфоя.
— Гарри рассказал, что задолго до того, как вся эта шумиха с опекой поднялась, он планировал подать прошение о более раннем признании себя Лордом уже следующим летом, чтобы иметь возможность голосовать, и если бы все прошло удачно, его четырнадцать мест в любом случае были бы отнесены к партии роялистов. Но со всеми этими делами с опекой, он получит к ним доступ даже раньше. Он… — тут Блэк запнулся, затем нахмурился и вздохнул. — Он, кажется, придерживается тех же политических взглядов, что и Малфой, и не считает, что при рассмотрении каких-либо законопроектов возникнут ситуации, по которым их мнения будут расходиться.
Над бровями Дамблдора пролегли глубокие морщины, а угрюмое выражение намертво приклеилось к его лицу. Остальные присутствующие в комнате также нахмурились, выражая различную степень волнения и озабоченности.
Северус, лично, был весьма удивлен, что Поттер решился заявить о своей позиции столь прямолинейно, ведь это открыто ставило его в оппозицию Дамблдору. Он полагал, что Гарри будет дольше ходить вокруг да около как можно дольше.
— Это… весьма тревожно, — замогильным голосом, наконец, выдавил из себя Дамблдор.
Блэк вздохнул и на некоторое время впился взглядом в столешницу, продолжая свою внутреннюю борьбу, а потом снова внимательно посмотрел на Снейпа. В течение нескольких секунд мужчины обменивались полными ненависти взглядами, прежде чем Сириус зарычал и вновь посмотрел на Дамблдора.
— Гарри сказал кое-что еще.
— О?
— Да… Это… объясняет многое. В общем-то, объясняет все, что до сего дня ставило нас в тупик.
— Объясняет все? — повторил Дамблдор, заинтересовавшись, и уселся ровнее.
— Да. Это объясняет, как он узнал, кем я бы; что меня можно было найти в той пещере; о моей анимагической форме и о Петтигрю. Это объясняет, откуда он знал о Ремусе еще до встречи с ним в поезде. Это объясняет все.
Директор вытянулся вперед, напрягшись от нетерпения. Реакция остальных была идентичной, и Северус мог сказать, что даже Минерва была заинтригована, хотя и старалась внешне казаться невозмутимой.
Блэк набрал полные легкие воздуха и медленно выдохнул.
— Он Провидец.
Глаза у всех присутствующих широко распахнулись, а губы Дамблдора приоткрылись от шока.
Северус же с трудом удержался от того, чтобы не заржать в голос.
О, это просто бесценно.
— Провидец? — едва слышным эхом отозвался Альбус.
— Да. Гарри сказал, что Трелони просто обманщица, но он нет. Он настоящий. У него бывают видения прошлого, настоящего и будущего столько, сколько он себя помнит. У него может быть видение о том, что произошло годы или десятилетия назад, а может о том, что произойдет не раньше чем через много лет. Он знал обо мне, Петтигрю, Ремусе — обо всех нас из своих видений. Он знает вещи, которые никто не должен знать, и также он видел ужасные события будущего, смотреть которые у меня бы не хватило духу.
— Какого рода события? — спросила Молли Уизли с тревогой, услышав последнее предложение.
— Он… он сказал, что будет война.
— С Сам-Знаешь-Кем? — прошептала женщина со страхом.
— Нет, — отрицательно покачал головой Сириус. — Нет, Гарри сказал, что мы попросту впустую тратим время, беспокоясь о Сам-Знаешь-Ком. Он сказал, что больше не будет войн среди волшебников. Следующая война будет с магглами.
— Магглами? — ловя ртом воздух, переспросил Артур Уизли.
Дамблдор оперся на спинку своего стула, сдвинул брови и поджал губы.
— Ты уверен?
— Да, — кивнул Блэк. — Гарри сказал, что где-то между 2006 и 2008 годами магглы по всему миру обнаружат волшебников, и мы не сможем больше скрываться от них. Он сказал, что у него были видения о том, как на ведьм вели охоту и насиловали, как детей волшебников выкрадывали из семей и продавали на черном рынке словно рабов. Как магические деревушки бомбили и уничтожали, и как наша свобода и уединенность были отняты у нас маггловским правительством. В будущем мы стали второсортными гражданами, подвергавшимися гонениям просто за то, что отличаемся от остальных людей. Я не могу объяснить это так, как сделал он, но это был кошмар. Гарри… он сказал, что хочет начать использовать свою политическую власть как можно скорее, потому что хочет сделать нас сильнее, чтобы у нас появилось больше шансов выжить и защитить наше право на существование. Он сказал, что некоторые магические сообщества будут лучше подготовлены к грядущим событиям и успешнее справятся, в то время как Магическая Британия попадет в число худших. Он считает, что сможет улучшить ситуацию с помощью законодательства.
В комнате воцарилось гробовое молчание, и все, что Северус мог делать, это просто сидеть с пустым выражением лица, беспрерывно восклицая при этом мысленно, насколько по-идиотски гениален Поттер, и в то же время проклиная этого засранца за то, что не предупредил его.
— Но…, но мы ведь не можем быть уверены, что он прав, верно? — заговорила Тонкс, но голос ее дрожал от сомнений.
— Верно, мальчику это все могло просто присниться, или он это придумал! — крикнула Вэнс.
— Он ничего не придумал! — с негодованием рявкнул Блэк.
— Сириус, ты не можешь знать… — запинаясь, пробормотала Молли Уизли.
— Он знает много вещей, — упорно стоял на своем Сириус. — Вещи, которые никак не мог знать. Он знал обо мне и Ремусе — хотя нет никакого разумного объяснения тому, как он узнал и откуда. Ведь о некоторых вещах не знал никто.
— Сириус, — начал Дамблдор мягко, но нерешительно, — это все действительно довольно серьезно, и мы примем во внимание все то, что ты рассказал, и обсудим подобный вариант развития событий, но мы также должны рассматривать возможность того, что все, сказанное Гарри, не правда.
— Он знал о вашей сестре, — холодным вызывающим тоном бросил Блэк.
Глаза Дамблдора широко распахнулись, и Северус увидел, как краска схлынула с его лица. Интерес мужчины тотчас обострился, и он начал наблюдать за Альбусом еще более внимательно, чем обычно. Северус никогда не слышал о том, что у директора была сестра.
— Прошу прощения, что? — охрипшим голосом переспросил Дамблдор.
— Ариане. Ох, и Гриндевальде. Он знал о них. Рассказал а-а-абсолютно все. На редкость интересная история, не правда ли? — подметил Блэк, послав обвинительный взгляд в сторону директора, и лицо того буквально посерело после этих слов.
Дамблдор закрыл рот и тяжело сглотнул, пытаясь взять себя в руки.
— Почему вообще эта тема всплыла в разговоре, можно спросить?
— Гарри поинтересовался, как я в принципе могу общаться с вами и быть на вашей стороне, — пояснил Блэк надменным тоном, и Северус с каждой секундой все больше и больше жаждал узнать, что же было способно так подкосить Альбуса Дамблдора. Мужчина решил обязательно выспросить все у Гарри позднее и уповать на то, что чертов мальчишка поделится информацией.
Старик снова побледнел, после чего почти печально нахмурился, будто испытывал боль.
— Сириус, мой мальчик, я знаю, что у нас есть разногласия, но…
— К этой части я еще даже не приступил, — резко оборвал его Блэк. — Гарри упомянул некоторые вещи, которые, мне думается, нам с вами стоит обсудить в приватной беседе. Но в основном, он сделал акцент на том, что вы даже близко не такой святой, как многие верят, и что вы в действительности далеко не всегда знаете, что лучше для нас. Гарри расписал мне историю ошибок, совершенных вами, а также меры, которые вы предприняли, чтобы скрыть их. Он не считает, что ваш послужной список состоит из одних только блистательных достижений, и что вы тот, кому можно доверить принимать важные решения.
— Сириус Блэк! — воскликнула Молли Уизли сварливо, но мужчина, подняв руку, утихомирил ее.
— Дайте мне закончить, — резко бросил он и снова обратил взор на Дамблдора. — Гарри также сказал, что видел несколько вариантов будущего — он может видеть, какой путь приведет к тому или иному исходу — и путь, где вы достигли всего, чего хотели, всего, что считали лучшим для нас, привел к будущему, где все обернулось худшим образом, когда нас нашли магглы. Он сказал, что вы будете использовать лишь дипломатические меры и постоянно идти на компромиссы, чтобы избегать конфликтов, даже когда станет ясно, что это ведет нас лишь к гибели. И в конце концов от нашего образа жизни не останется ничего, потому что магглы увидят, что мы слабы, и лишат нас всего. Просто пожуют и выплюнут. А мы позволим себе стать настолько разобщенными и слабыми, что к тому моменту, когда мы, наконец, начнем сопротивляться, у нас уже не останется шансов спастись. Все будет уничтожено. Все будет потеряно. Гарри нарисовал далеко не приятную картину, Альбус. Довольно страшную, на самом деле.
После этих слов директор осунулся и застыл, погрузившись в раздумья. Никто не произнес ни звука: все остолбенели.
— Можем… — заговорила было Вэнс, но ее голос надломился, и ей пришлось прочищать горло, — можем ли мы попросить мальчика дать нам более конкретное доказательство того, что он и вправду может предсказывать будущее?
— Вы никогда не просили Сибиллу Трелони доказать, что она может Видеть, и тем не менее вы все понадеялись на изреченное ею пророчество о том, что Гарри уничтожит Сами-Знаете-Кого, — проворчал Сириус.
Минерва фыркнула, но попыталась скрыть это за кашлем. Северусу же стоило огромных усилий не усмехнуться, а сохранить на лице бесстрастное выражение.
— Сам-Знаешь-Кто никогда не пришел бы за Джеймсом, Лили и Гарри, если бы не это пророчество, — мягко прошептал Люпин, и Снейп почувствовал, как у него что-то сжалось в груди при мысли о причастности к тем событиям. Он тяжело сглотнул, но больше ничем внешне не выдал свою реакцию.
— Гарри сказал, что Трелони просто шарлатанка, — тихо произнес Сириус, сердито глядя в стол. — Он сказал, что Трелони сделала свое пророчество во время собеседования на пост преподавателя по прорицанию, — тут он замер и пристально посмотрел на Дамблдора. — Это правда? Пророчество о Поттерах и Сам-Знаешь-Ком было сделано во время проклятого собеседования?
Дамблдор почти демонстративно приподнял подбородок.
— Да. И не думаю, что его подлинность нуждается в каком-либо подтверждении. У Сибиллы тогда радикально изменился голос, и выражение лица стало очень драматичным, и тон….
— Или она могла просто изобразить все это, как она любит изображать каждый чертов раз, когда якобы Видит что-то, — круто оборвала его Минерва. Ни для кого не являлось секретом, что декан Гриффиндора совершенно не уважает Сибиллу Трелони и уже давно хочет, чтобы ту уволили, прекрасно зная, что Дамблдор держит ее только для защиты от тех, кто захочет получить пророчество из ее разума.
По комнате тут же поползли шепотки, и стало очевидно, что ситуация постепенно накаляется.
— Так, ладно, всем успокоиться, — велел Дамблдор чуть более громким голосом, чем обычно, и всеобщее внимание вновь стало приковано к нему. Мгновение спустя директор перевел свой взгляд на профессора Снейпа. — Северус, я знаю, что тебя ограничивают строгие рамки контракта, который Гарри заставил тебя подписать два года назад, но можешь ли ты, по крайне мере, подтвердить или опровергнуть то, что Сириус поведал нам сегодня?
Снейп чуть опустил подбородок и скептически посмотрел на старика, а после, казалось бы, искренне задумался над вопросом.
— Полагаю… — начал он медленно, все еще размышляя, — я могу сказать, что все, что сообщил Блэк, было рассказано и мне, и раскрытие этого факта не является нарушением контракта.
— И-и-и? — надавил Сириус.
Снейп лишь резко кивнул головой.
— Это правда. И-и-и в качестве доказательства Поттер привел несколько примеров, которые подтвердили, что он не лгал. Более конкретно, я ничего сказать не могу, но я верю, что он говорил правду.
Комнату снова охватило гробовое молчание, и по взволнованным лицам всех присутствующих Северус понял, что все сработало. Поттер в самом деле был гением и знал этих людей достаточно хорошо, чтобы предвидеть, как подобные новости повлияют на их дух: их мотивация значительно ослабнет, они начнут задаваться вопросами и какой-либо прогресс в их планах будет приостановлен.
Дамблдор же, казалось, постарел еще сильнее от тяжелых дум, омрачавших его лицо.
— Это дает много пищи для размышлений, — произнес он, наконец, спустя несколько минут. — Я… я все-таки попробую поговорить с Гарри лично.
— Вы ему не нравитесь, — мимоходом подметил Блэк, на что директор нахмурился еще сильнее.
— Мне все же нужно поговорить с ним, — настойчиво произнес он, и Сириус безразлично пожал плечами, как если бы желал ему удачи в полностью обреченном на провал деле.
— Что нам делать, если все окажется правдой? — спросила Тонкс, сдвинув брови от беспокойства. — Если Поттер действительно Провидец, и хочет заниматься определенной деятельностью — политической деятельностью — чтобы попробовать спасти нас от этой ужасной войны, которая случится через двенадцать лет, разве не должны мы попытаться помочь ему?
— Само собой, но вначале нам нужно узнать, что из себя представляют его планы, — озабоченным тоном изрек Дамблдор. — Гарри Поттер — не важно, насколько он развит академически — все еще четырнадцатилетний мальчик. Он может считать, что знает, как лучше поступить, но ему все еще нужны наставления и советы взрослых, а в данный момент, боюсь, те взрослые, что окружают его, совсем не подходят для этой роли. Это новое открытие только усиливает необходимость убрать Гарри от Малфоев как можно дальше.
Снейп поднял его на смех.
— Удачи вам с этим, — протянул он с сарказмом.
Дамблдор тут же обратил на него взгляд и вопросительно приподнял бровь.
— Тебе есть, что еще добавить, Северус?
— Только то, что ваши шансы забрать Поттера от Люциуса и Нарциссы практически равны нулю. Поттер хочет быть с ними. Поттер ненавидит вас. И у Нарциссы больше всего преимуществ, как у подходящего опекуна. Единственный человек, у которого есть хоть какой-то шанс побороться за Гарри с Малфоями, это Блэк, — тут он замолчал и сам вопросительно приподнял одну бровь, глядя на Сириуса. — Ну что, Блэк? Все еще собираешься бороться и пытаться уберечь Гарри от Малфоев?
Блэк сразу ощетинился в ответ и выпрямил спину, впиваясь взглядом в Северуса.
— Я не хочу, чтобы Гарри попал к проклятому Люциусу Малфою, — низко прорычал он.
— Ты считаешь, что он должен быть с тобой?
— Я буду намного лучше, чем Малфой.
— Но хочет ли он быть с тобой?
Вспышка боли промелькнула в глазах Блэка, и через мгновение он отвел взгляд и сердито уставился на поверхность стола.
Не получив ответа на свой вопрос, Северус снова язвительно усмехнулся.
— Вы все идиоты, если думаете, что можете заставить Поттера сотрудничать. Если, по какой-то невероятной счастливой случайности, Блэк сумеет выиграть борьбу и станет опекуном Поттера, вы действительно верите, что мальчишка просто покорно примет этот факт? Вы на самом деле верите, что он когда-нибудь придет сюда? Поможет нам? Даст разрешение использовать свои места? Не будьте глупцом, Альбус, мы прекрасно знаем, что он никогда не позволит вам притронуться к своим голосам. Отношение Поттера к политике далеко не индифферентное. Он не его отец. Никоим образом.
— Если вы хотите завоевать благосклонность Поттера, то лучше всего для вас будет прекратить всю эту борьбу за опеку и позволить ему действовать по-своему. Продолжая оказывать давление, вы лишь усилите его недоверие и гнев и в итоге все равно проиграете дело. Он станет ненавидеть вас еще сильнее, если вы будете чинить препятствия на его пути к получению контроля над той властью, законным правом на которую он обладает. Он хочет управлять своими голосами, и Люциус пообещал не мешать ему и не решать за него, каким образом их использовать. Малфой выигрывает уже только в том случае, если Поттер официально отнесет свои голоса к партии роялистов. Те получат лидерство, и будет уже не важно, как дальше Поттер решит голосовать по отдельным законопроектам. Какой смысл Люциусу рисковать вызвать неудовольствие Гарри, когда он получит так много, сохраняя с ним хорошие отношения?
— Дайте Поттеру то, что он хочет, и, возможно, он выслушает ваши аргументы по поводу того, какие законы стоит провести и каким путем. И, может быть, он даже сочтет нужным объяснить вам, почему желает, чтобы события развивались тем путем, который он избрал.
— То, что говорит Снейп, имеет смысл, Альбус, — деликатно подметил Дож, словно осторожно пытаясь заставить директора здраво взглянуть на происходящее.
Дамблдор по-прежнему был угрюм, но частично сумел скрыть свое беспокойство.
— Сперва я поговорю с Гарри, — упорно стоял он на своем.
Минерва вздохнула и слабо покачала головой.
— Хорошо, Альбус, только убедись, что не выбьешь почву у себя из-под ног. Последний ваш разговор в твоем кабинете был просто катастрофой. Не думаю, что сейчас ты можешь позволить себе отвратить от себя мистера Поттера еще сильнее.